Описание
It’s alchemy. It’s useless magic. It’s Florence + The Machine.
Florence + The Machine — это музыка на уровне энергии, на уровне внутреннего неосознанного отклика. Музыка в геометрической прогрессии, нарастающая и изобильная, бьющаяся, полная тоски, отчаяния, меланхолии, мольбы, решимости, ностальгии, тревоги, экзальтации, смирения, истовости, фанатичности, агрессии, отрицания, изумления. Музыка не как жанр, но как стихия.
Флоренс — живая метаморфоза: блуждающая среди теней Персефона и изобильная Флора Данте Габриэля Россетти; византийская императрица Феодора, которая только что сошла с облитой золотом равеннской мозаики; танцовщица с эскизов Бакста в вихре пестрых прозрачных одежд; неистовая и роскошная маркиза Луиза Казати с портрета кисти Джованни Больдини; королева Гвиневра, воплощенная Эдмундом Лейтоном, одним мановением руки повелевающая армиями; нежная Розалинд Эдварда Роберта Хьюза; бестелесная ундина с хрупкой иллюстрации Артура Рэкхема; угловатая, порывистая рыжеволосая натурщица Эгона Шиле; изысканно-томная красавица с полотен Тамары де Лемпицка; Жанна д'Арк с пронизанных солнцем многоцветных витражей Руанского собора; боттичеллиевская Прекрасная Симонетта…
Англия — это вечная драка алого дракона короны и белого дракона анархизма, и Флоренс — идеальное тому подтверждение. Между девушкой с блокнотом с надписью «Oh my God» и одиноким гитаристом, которая выступает в пабах Кэмдена, роняет барабанную палочку и заливисто смеется между песнями, и женщиной в белоснежных одеждах с развевающимися рукавами, которая может с помощью оркестра из 40 духовых инструментов передать то, как для неё звучит любовь, — целая жизнь. Флоренс может быть грациозной и неловкой, хаотичной и непосредственной, изысканной и сконцентрированной, упоительной и вдохновенной. Флоренс воинственная, взбудораженная, меланхоличная, погружённая в себя. Раскованно жестикулирующая и собранно-отстраненная, дирижирующая мельчайшими движениями пальцев своим незримым вселенским оркестром.
Флоренс пропитывает собой пространство любого метража, окутывает собой, купает в себе, как в прибое. Наблюдать за тем, как она исходит, судорожно проливается музыкой, как она её испаряет, как она будто рассыпает её по сцене, можно только затаив дыхание. Как из одного голого ритма, из одного удара палочками и всхлипа арфы она начинает понемногу выпевать, разворачивать мелодию, сначала линию, потом полосу, потом целое шоссе, как из одной капли туши размазывают целый иероглиф, из одного крошечного моточка вытягивают длинную серпантинную ленту. Как она в этой лавине, что хлещет у неё изнутри, топит всех, окатывая с головой, брызгаясь, хохоча, обжигая. Как она заразительна в своей поцелованности Богом, как всем вокруг вдруг начинает казаться, что они тоже избранные, раз хлопают ей в такт и вместе подхватывают «What the hell». Как она расточительна, бесстыже щедра в своем даре, расходится, всё громче, всё выше, ещё аккорд — и её унесет сейчас наверх, под самые софиты, и там разорвет на тысячу сверкающих Флоренс. Как она царственна, победительна в своей музыке, как она её празднует, торжествует, салютует ею, как она коронует ею каждого из нас.
В каждую свою ноту, в каждое слово она вкладывает столько жизнеутвердающей энергии, столько собственной крови, и боли, и мудрости, и улыбки, и жизни. Она настигает без предупреждения, и остается только запрокинуть голову и подставить лоб этому ослепительному солнцу.
